Природа и человек - путь к взаимопониманию

Сейчас в западной социально-экологической литературе превозносится древний анимизм, одухотворявший все сущее, восхваляются древнегреческие философы, принципиально не выделявшие человека из мира природы, подвергается критике Р. Декарт за то, что он отделил в человеке «душу от тела», раздвоил его биосоциальное единство, выделив «рацио», разум, как некую выжимку из чувственного и природного. Такую же критику обрушивают на Ф. Бэкона за апологию господства человека над природой.
Однако здесь что ни тезис, то передержка. Древние не выделяли человека из природы, конечно, не с позиций экологии, а лишь потому, что были не в силах этого сделать по тогдашнему уровню как техники природопользования, так и знаний о природе. Декартовское «cogito, ergo sum» - «я мыслю, следовательно, существую» само по себе есть лишь хвала разуму, а в экологическом кризисе повинен не разум, а его антипод. Бэкон же говорил: «...над природой не властвуют, если ей не подчиняются».
Иногда в нынешнем экологическом неблагополучии обвиняется иудейско-христианская традиция в религии и теологии с ее небрежением ко всему земному, «мирскому», ради «небесного». В этом этическо-экологическом аспекте ей противопоставляются восточные религии. Однако все мировые религии фактически безразличны ко всякой экологии - древней и новейшей. Человек опустошал Землю тысячелетиями и повсюду, а в современном Токио, т. е. на нехристианском Востоке, полицейские на загазованных выхлопными газами перекрестках вынуждены время от времени дышать кислородом из баллонов как при острой сердечной недостаточности.

Правда, и в христианской традиции ретроспективно изыскиваются радикалы, которые изображаются предтечами истинно экологического образа мышления. Американский историк Л. Уайт относит к таким радикалам святого Франциска Ассизского, который умел разговаривать со зверями и птицами и выступал за «демократию всех божьих созданий». Уайт предложила даже сделать Франциска «святым экологов».
Безусловно, уметь понимать природу, «разговаривать» с ней, как это умели делать у нас такие мастера слова, как И. С. Тургенев, М. М. Пришвин, П. П. Бажов, - именно такова нынешняя задача эколого-нравственного воспитания. Но при чем тут демократия всех божьих созданий»? Да, всякий объект природы имеет самоценность хотя бы ввиду своей уникальности (исчезающий живой вид, неповторимый пейзаж). Но демократия объектов природы еще не означает их взаимосбережения. Напротив, в такой «демократии» теряется тот субъект, который ответствен за благополучие природы. Франциску Ассизскому было нетрудно научиться разговаривать со зверями и птицами: их было много в Европе XII - XIII вв., когда он жил. Труднее это сделать, если разговаривать не с кем. И в такой ситуации повинен человек, слишком «демократично» подошедший к природе.
А. Швейцер, которого теперь часто вспоминают в связи с необходимостью выработать современную экологическую этику, выдвинул принцип «благоговения перед жизнью» зо всех ее формах, больше того - «самоотречения» каждого индивидуума ради жизни и существования всего окружающего. «Эта этика, - писал он, - поднимается до идеи отношения человека к человеку лишь как выражения его отношения к бытию и миру вообще». Иначе говоря, нет самостоятельной и самодовлеющей этики отношения человека к человеку, а есть этика отношения человека к природе. Сам Швейцер основательно противоречит самому себе, когда отрицает в природе всеобщую целесообразность, которая, уточняет он, «могла бы подчинить себе деятельность человека и человечества». Если целесообразность есть свойство лишь человека и, следовательно, его деятельность не подчинена силам природы, то почему же этика человека должна растворяться в «этике природы»?
Не случайно этику Швейцера подхватывают ныне приверженцы «экологической религии», или в отличие от традиционных мировых религий «глобальной ереси», религии без бога, но и без человека, где человек призывается быть настолько «солидарным» с природой, что теряет ради «благоговения» перед нею все свои человеческие качества и обязанности. Возможно, также, как и свойство различать духи Carolina Herrera от других ароматов.
Швейцерова этика разительно противоречит утверждению К. Маркса, что природа, фиксированная в оторванности от человека, есть для человека ничто. На первый взгляд такое утверждение слишком антропоцентрично и слишком эгоистично и жестоко по отношению к природе. Но это не так. Сама же природа в ее непрестанно раскрываемом разнообразии нужна человеку. Но поэтому я должен перевернуть, поставить с головы на ноги и Швейцерово определение, и тогда оно будет иметь такой вид: отношение человека к бытию и миру вообще есть лишь выражение отношения человека к человеку. Природа становится объектом этики, но ее субъектом остается человек. Природа выступает лишь посредником в отношениях между людьми.
Но надо сказать, что она - посредник чудодейственный, почти фантастический. Она связывает между собой не только ныне живущих людей, но и нынешнее поколение с прошлыми и будущими. И здесь тоже связи могут быть позитивными и негативными. На заре земледелия была широко распространена подсечно-огневая система, когда огнем уничтожались леса и под посевы использовались отвоеванные таким образом площади. Историки не осуждают за это первых земледельцев, у которых было мало пригодных земель, но стеной стояли обильные леса. Но теперь этот способ грозит стереть леса с лица планеты. Мы же не должны оставлять пустыни грядущим поколениям и поэтому давно перешли к насаждению лесов. Негативная связь с прошлым через переосмысления и переоценки стала позитивной связью с будущим.
Сегодняшнее «воспоминание» и подчеркивание созерцательного отношения древних, особенно античных философов, к природе следует, по-видимому, расценивать как позитивную, хотя и недостаточную связь с прошлым. В современном деловом мире множество людей разучилось созерцать. А между тем, созерцание природы - один из источников вдохновения и творчества. Категория эта - преимущественно эстетическая, но она не противопоказана и этике: созерцание - мирное, не вредоносное занятие. Однако оно граничит с позицией невмешательства в природу, а это уже чисто этическая позиция, притом сегодня неприемлемая. Сегодня природа нуждается в помощи со стороны человека хотя бы ради того, чтобы грядущие поколения людей имели возможность ее созерцать. Нуждается она и в преобразовании, в обогащении и в гуманизации опять-таки «хотя бы» потому, что будущее население планеты будет иным и количественно, и «качественно».
Здесь встает, пусть несколько абстрактный, но этически существенно важный вопрос: можем ли мы навязывать будущим поколениям наши нынешние представления об экологически приемлемой или, больше того, экологически нужной людям природной среде? В прошлом такой вопрос не вставал потому, что природа, в том числе живая, считалась огромной и в своей огромности практически независимой от человеческой деятельности. Трагичность, но и величие переживаемого теперь «экологического века» заключаются в том, что перед человечеством впервые, но сразу во весь рост встал этот вопрос. Речь идет об этическом аспекте установки на преобразование природы.
В 1963 г. советский философ Г. Ф. Хильми писал: «В недалеком будущем поверхность Земли, атмосфера, гидросфера и биосфера будут настолько насыщены техникой и крупномасштабными сооружениями, созданными по воле человека, что внешние оболочки Земли станут новым объектом действительности и будут развиваться по своеобразным, еще не известным нам законам». Или возьмем даже такое «естественное» окружение современного быта, как массовое телевидение. Французский специалист в области информатики Ж. де Ронэ, приводя примеры различных опросов общественного мнения с помощью телеэкрана, когда можно вызвать быструю и непосредственную реакцию огромных масс людей, бросающихся к телефонам, чтобы звонить на студию, заключает: «Интенсивность обратной социальной реакции в реальной жизни, выражаемой в тысячах и миллионах индивидуальных откликов, скрывает в себе нечто завораживающее и в то же время беспокоящее как дикая сила, еще мало известная...»
Я намеренно соединил эти две разнородные констатации разных специалистов разных стран, единые, однако, между собой в том, что там и тут предчувствуются неясные силы и законы. Многие приводившиеся нами примеры преобразований человеческого окружения, включая индустриализацию космоса, сами по себе отнюдь не отрицательного свойства. Но бывает, и нередко, так, что проект известен и даже реализуется, а последствия его, прежде всего социальные и психологические, относящиеся к бытию человека как личности, неизвестны, а потом оказываются неожиданностью. Поистине грандиозная осторожность и прозорливость  нужна  при  замысливании грандиозных начинаний.
Нужна прозорливость и для постижения совокупного и кумулятивного социального воздействия некоторой суммы самых разнообразных научно-технических проектов трансформации планеты и образа жизни на ней. Реализация этой суммы проектов рискует, например, вызвать когда-нибудь бурную «телевизионную» реакцию против исчезновения первозданной, точнее - саморазвивающейся природы, которая все-таки будет как-то известна людям - по «историческим» телевизионным фильмам и постановкам. Или, быть может, как это типично сейчас, такая ностальгия по прошлому окажется умозрительной и несерьезной. Но тогда это будет означать необратимую «денатурализацию» человека, чреватую биологической катастрофой вида Homo sapiens.
Сегодня речь идет о глобальном исчезновении природы в том виде, в каком мы пока ее воспринимаем и понимаем.
Будущие поколения не могут предъявить нам судебного иска. Поэтому ответственность перед ними со стороны ученых и практиков, решающих проблемы соотношения искусственного и естественного в жизни цивилизации, имеет сугубо этический характер. Но этика не слабее юриспруденции.
Абстрактное мышление, приведшее к окончательному становлению человеческого разума, было и первым выражением отчуждения человека от природы. Настало время употребить всю силу абстракции, чтобы предвидеть будущее на несколько «ходов» вперед и пресечь это прогрессирующее отчуждение. Дальнейшее развитие разума - a Homo sapiens конечно же не остановится в своем развитии - приобретает этическую окраску, двигаясь в направлении к мудрости.
Мудра и природа, хотя ее мудрость жестока, как опять-таки уже подчеркивалось нами. К стихотворному образу природы как «вековечной давильни» можно добавить не менее образную, хотя и весьма прозаическую характеристику природы, данную молодым К. Марксом. Он сказал, что в желудке хищного зверя природа смогла создать арену единения, горнило самого тесного слияния, орган связи между разными видами живых существ. Мудрость природы неэтична, ибо, хотя этические нормы далеко не всегда бывают мягкими, а чаще всего выражают жесткие запреты, но у людей не существует этики жесткости и жестокости. Заключенная здесь разница между человеком и природой - вот единственное различие, единственное отчуждение, достойное расширения и углубления. Во всем же остальном - повторим это еще и еще раз - приходится подчиняться природе и подражать ей.